Деконструкция бинарии оседлый/кочевой

Хотя страна проводила три мероприятия под названием «Всемирные игры кочевников», становится понятно, что это были игры в кочевников. Сейчас изредка «выбираясь на природу» из городского смога с опасным для здоровья и жизни воздухом, на месте где до прихода «позитивных последствий» обитал туркестанский тигр, невольно задумываешься над тем, может ли быть в будущем новый образ кочевника. Не образа кочевника, выступающего антиподом оседлому миру, а образ кочевника в себе. Образ кочевника, олицетворяющего свободу или мобильность, дикость и разрушительность, строятся, прежде всего, от основы оседлого взгляда на них как альтернатива седентаризму. И такой подход требует деконструкции – отхода от такой взаимозависимой бинарии [1]. Такой образ кочевника идет от истоков образа благородного дикаря, неиспорченного цивилизацией, свободного от условностей цивилизованного, и в то же время подчиняющего структурированно-рамочного мира.

Одними из первых интеллектуалов, кто использовал образ кочевников в постструктурализме, были французы Жиль Делёз и Феликс Гваттари. В их совместном труде «Тысяча плато», впервые опубликованном в 1980 году, есть отдел «Номадология: машина войны». В номадологии кочевник – это образ внеструктурного субъекта. Сравнивая шахматы и игру го как символы [оседлого] государства и номадизма, Делёз и Гваттари противопоставляют “гладкое” пространство го против “расчерченного” пространства шахмат, открытое пространство го против закрытого шахматного [2]. Открытое пространство без границ, рамок и кодов касается не только географии пространства, но прежде всего, общества. Кочевые субъекты теперь свободны от государственных, национальных или культурных определений, гендерных ролей и даже пола [3]. Новый образ кочевника – это, прежде всего, разочарованный в государстве герой комиксов Капитан Америка, который узнает, что во главе террористической «Секретной империи» стоит президент США, и решает стать «Кочевником», который будет вне национальных статусов или каких либо статусов [4].

Гладкое пространство и линия ускользания, дающая мобильность и свободу, очень сильно напоминает тот самый образ пустоты и хаоса степи, населенной кочевниками. Образы кентавра в слиянии коня и всадника – как конец тела (и пола), амазонки – как нарушение гендерных ролей в линиях ускользания. Ризома – как децентрализированная сеть без генерала напоминает аналогии в исследованиях кочевников, с выводами о «безглавом» государстве»[5] и «стабильности без правительства» [6]. Так что же такое проект неономадизма – постмодернистский, постструктуралистский проект или вновь всплывшие древние архетипные образы кочевников?

Новая мобильность кочевников в седентаризме – это противопоставление жестким границам, гендерным и социальным ролям в обществе, пронизанном государством и человечески сотворенными условностями. Мобильность в кочевом понимании – это часть всеобщего механизма природы, то есть не альтернатива оседлости, а часть чего-то целого.

Очень хорошо об этом сказала одна женщина в коротком диалоге с востоковедом Арминием Вамбери, который проник в глубь Центральной Азии под видом дервиша:

На следующее утро мы расположились лагерем на возвышенном берегу реки; эта местность носит название Тёйебоюн, т. е. «Шея верблюда», вероятно, из-за изгибов берега. В определенные месяцы здесь живут киргизы. За 10 часов я видел три киргизских семьи, которые появлялись одна за другой, находились около нас самое большее по три часа и затем отправлялись дальше. Мне открылась во всей полноте картина жизни кочевников, и, когда я заговорил об этой беспокойной бродячей жизни с одной киргизской женщиной, она сказала мне, смеясь:

«Мы же не можем быть такими ленивыми, как вы, муллы, и целыми днями сидеть на одном месте! Человек должен двигаться. Посмотрите, солнце, луна, звезды, вода, животные, птицы и рыбы — все движется»[7].

Пока что новый образ кочевника идет как альтернатива оседлому миру, что показывает зависимость от дискурса седентаризма. Провозглашаемая свобода в неономадизме или номадологии, пока что не идет наравне с ответственностью, о чем говорил бывший узник нацистского концлагеря Виктор Франкл [8].

Сама же ответственность обсуждается сейчас в рамках гуманизма, в рамках человеческого общества, в условиях той самой пустоты, которой все еще остается степь или природа как таковая. Даже если принять точку зрения современных философов, начиная от Мишеля Фуко и Умберто Эко, которые отрицали наличие структур в обществе и природе, показывая их искусственно сотворенный характер, все же стоит учесть, что природа планеты Земля – это закрытая система, где любое действие будет иметь последствия. Отход от дискурса седентаризма – это прежде всего, признание природы за непустующее, заполненное другими субъектами живой и неживой природы, место.

В 162 году до н.э. ханьский император Вэнь-ди отправил письмо к шаньюю хунну Лаошаню с предложением о мире и родстве. Письмо было составлено с учетом взглядов кочевников хунну на то, что собой представляет настоящий мир.

Я слышал, что «Небо покрывает всех, не выделяя никого, а земля носит всех, никому не оказывая предпочтения. Так давайте же я и вы, шаньюй, забудем прежние мелкие неурядицы, пойдем по Великому пути, уничтожим прошлое зло в интересах длительного будущего, для того чтобы народы наших двух государств стали как дети одной семьи. [В результате] все добропорядочные люди, рыбы и черепахи, плавающие внизу, крылатые птицы, летающие вверху, передвигающиеся с помощью ног, дышащие с помощью рта и пресмыкающиеся по земле — все обретут спокойствие и избавятся от опасностей [9].

Возможно, что человечеству требуется новый общественный договор, который будет учитывать также интересы «плавающих внизу, летающих вверху, пресмыкающихся по земле». Это возможно только после преодоления дискурса седентаризма, который рассматривает пространство, как пустое место, требующее освоения и построения там цивилизации. Советская степь и ее освоение дали хорошие примеры того, чем может закончится подобное отношение к природе. Экологическая катастрофа, высыхание Арала, исчезновение многих видов животных и растений, может превратить репрезентацию степи как пустого места в реальность.

На мой взгляд будущие исследования пространства и общества степи могут быть сосредоточены на механизмах ответственности и взаимодействия кочевников и окружающей среды. Восстановление или даже скорее всего, новое предложение человеческих отношений в обществе с учетом интересов живой и неживой природы. Кто знает, возможно такое знание или скорее тип мышления – это не прошлое. Это будущее.

---

[1] Первоначально метод деконструкции назвался «грамматологией», сосредоточившись на логоцентризме и тексте: Jacques Derrida. Of Grammatology, trans. Gayatri Chakravorty Spivak (John Hopkins University Press, 1976). Первое издание на французском языке: De la grammatologie, Les Éditions de Minuit, 1967

[2] Gilles Deleuze, Felix Guattari. Nomadology: The War Machine (Wormwood Distribution, Seattle, 2010) 5

[3] Rosi Braidotti. Nomadic Subjects. Embodiment and Sexual Difference in Contemporary Feminist Theory (Columbia University Press,1994)

[4] Steve Rogers. Captain America, #180, 1974. Комикс был нарисован после Уотергейтского скандала

[5] David Sneath. The Headless State. Aristocratic Orders, Kinship Society, and Misrepresentations of Nomadic Inner Asia (Columbia University Press, 2007)

[6] Ernest Gellner. Saints of the Atlas (Chicago: University of Chicago Press, 1969)

[7] Арминий Вамбери. Путешествие по Средней Азии. Москва. Восточная литература, 2003. Ч. I., Х, «Удивительный разговор с киргизской женщиной о жизни кочевников»

[8] Виктор Франкл. Духовность, свобода и ответственность // Человек в поисках смысла (Москва, 1990) 93 – 130

[9] Сыма Цзян. Исторические записки (Ши Цзи). Т. VIII (Москва, 2002) 339